Подделки разоблачают по-разному: иногда сразу, как в случае с «хроникой Бероза» Цельтиса или с «несторианским камнем» иезуитов. Слишком уж тут очевиден умысел и его выдает неряшливое исполнение (ошибки). Сразу понятно, зачем нужен был подлог, какую цель преследовал фальсификатор. Иногда подделки разоблачают лишь по прошествии времени, особенно когда подделываются произведения искусства: не по идеологическим, а по материальным причинам.
Бывает, что со времени фабрикации веши настолько изменяются вкусы, что подделка в новую эпоху задевает здравое чувство стиля. Тогда соответствующая статуя переезжает в музейный подвал. Вряд ли ее когда-нибудь «реабилитируют» и вернут на прежнее место: полное повторение художественного вкуса практически невозможно.
Несколько по-другому дело обстоит с «идеологическими» фальшивками: рукописями и документами. Их цель иная — воздействовать на умы. Если это удается — конечно, не на основе этой подделки, а других, не разоблаченных фальшивок и мошенничеств,— тогда и разоблаченный однажды документ может снова занять место на полке подлинников.
Разумеется, сразу после того, как мошенничество раскрылось, «уличенный» документ должен исчезнуть из поля зрения. Зато несколько поколений спустя — чем больше, тем лучше,— он вполне может быть извлечен на свет божий, чтобы выполнить-таки свою функцию. Значит, его время пришло. Розвита и Лигуринус, например, сновапричисленыксвидетельствамсредневековья (203).
Такое уж странное «совпадение»: нужные античные тексты находятся именно тогда, когда приспело для них время. Правда, случается, что и «вызревание» времени ускоряется подобными «открытиями». Так, в 1916 году были открыты фрагменты сочинений античного софиста Антифона, который, оказывается, провозглашал всеобщее равенство и ратовал за политические свободы. Такое немыслимо даже для Ренессанса, да и для 1848 года еще рановато.
Зато для эпохи обрушивающихся в Первую мировую войну монархий эти лозунги подходят как нельзя лучше, и они были встречены, что называется, «на ура». Вопрос о подлинности Антифона, стало быть, решен. Прецеденты нам уже знакомы по подделкам эпохи барокко: пока документ не противоречит церковным догматам, он считается подлинным, как и все, что вписывается в общую картину и служит своей цели.
Так, с легкой долей иронии, величали французы XVII века одного из выдающихся богословов, которому своими яростными разоблачениями лжесвятых удавалось даже добиться того, что церковь признавала их «неисторичными» и вычеркивала из литургических календарей.
Жан де Лонуа (1603-1678) родился в Нормандии и, перебравшись в Париж, одно время организовывал еженедельные встречи с единомышленниками-реформаторами. Подобные сходки, впрочем, скоро запретили. Одну из его книг конфисковали прямо в типографии, другие — запрещали к продаже. Сегодня они выглядят робким поползновением чуть «проредить» безмерно разросшиеся когорты «праведников», следствие бездумного «святопочитания». Дионисия Ареопагита, например — якобы современника апостолов, обратившего в христианство римскую Галлию, — «иконоборец» считал анахронизмом. А историю с высадкой Лазаря и Марии Магдалины в Провансе — называл полной бессмыслицей.
Будучи у Гольстениуса в Риме (имя этого подделыцика нам уже знакомо), Лонуа, видимо, узнал что-то такое, что настроило его на критический лад. Он был весьма плодовитым и популярным автором и, прежде всего, всеми признанным и уважаемым богословом. Его стремление к «очищению рядов» вполне отвечало духу времени. В его, наверное, лучшей работе, способствовавшей, однако, «удостоверению» поддельных хроник, осуждались выдуманные монастырские школы эпохи Карла Великого и его наследников (книга вышла на латыни в 1672 году). Полстолетия спустя все его сочинения собрали в пять томов и издали в Женеве. Время запрета на его сочинения прошло.
Святые приходят и уходят. Входят в моду, всеми почитаются, потом уступают место другим. Могут меняться картины на стенах церкви, но никогда — ее внутреннее содержание, основополагающие принципы. Они остаются неизменными. По крайней мере, с тех пор, как на стол Гуттенберга легла первая, напечатанная в его типографии Библия. Аесли менялисьдогмы, то некоторые касающиеся их документы объявляли поддельными, а соответствующих отцов церкви — еретиками. Бартелеми Жермон, французский иезуит из Орлеана (1663—1712 (или 1718?)), знаменитый противник Жана Мабийона, основателя палеографии, и Феликса Костанса,— в сочинении De veteribus regumfrancorum diplomatibus et arte secemendi vera afalsis (О древних свидетельствах франкских королей и искусстве различать подлинное от поддельного, Париж, 1703) предпринял попытку исследования источников. А в книге О древних еретических погубителях книг Отцов церкви — вышедшей десять лет спустя с позволения церковной цензуры и по личной рекомендации короля Франции, он пишет (в лучших традициях богословского красноречия подтверждая свой вывод неотразимыми аргументами), что древние манускрипты с текстами Блаженного Августина и даже евангельские рукописи, восходящие якобы к IV—VBB.,— были подделаны в бенедиктинском монастыре Корби в IX веке (или позже, до XIII в.)204. Ниже я представлю образчик его доказательств.
Богом проклятый преступник, «которого ты повесишь на дереве», как выражается Моисей (5, 21, 23),— должен быть снят в тот же день и погребен. В Новом Завете (Послание к Галатам, 3, 13) проклятый преступник превращается в свою полную противоположность, а именно — в Иисуса. Или: если Даниил упоминает «двурогого Александра», то текст не может быть написан ранее, чем этот самый Александр родился на свет божий (даже если такую чушь учила аж сама церковь). Также и глупая история в книге пророка Исайи о молодой женщине, нарушившей супружескую верность и забеременевшей при этом,— это вовсе не предсказание о явлении Христа. Но у Матфея (1, 23) это подано именно так. А молодая женщина стала непорочной девой. Может, это постарались еретики? А может быть, это сами иудеи фальсифицировали предсказание о Мессии, чтобы снять с себя обязанность признать Иисуса в качестве ожидаемого спасителя?
В сочинении О граде Божием (XV, 13, 7) Блаженный Августин размышляет о том, как стало возможным, чтобы иудеи подделали Святое Писание: «в его время» таково было расхожее мнение. Но иудеи давно жили рассеянными по всему свету, лишенными объединяющего и координирующего религиозного авторитета. Соответственно, предприятие единообразной подделки рукописей Святого Писания должно предполагать наличие колоссального и сложно реализуемого всемирного заговора. Куда вероятнее, что рукописи были созданы гораздо позже, причем списаны с одного образца.
«Письма папы и известия о Синодах и Соборах — поддельны»,— утверждает Жермон и приводит тому убедительные доказательства, называя имена или, по меньшей мере, группы фальсификаторов. Кодекс святого Илария, хранящийся в аахенском пфальце, подделан известным епископом (книга 2, часть 2), называемом Жермо- ном по имени. Одна из книг, входивших в корпус трудов Блаженного Августина и издаваемая как часть собрания его произведений, Contra quinque hostium genera (Против пять видов врагов) написана Готтшалком в IX веке: в ней он высказывает свое осуждение Хинк- мара. Многие сочинения Августина, Оригена, Иеронима, Исидора Севильского, Бернара и т. д. — подделаны. Подделыциками Жермон считает известных еретиков: Ария, эбионитов («бедных») и альбигойцев. Среди последних он выделяет особо некоего Арналь- до, коего в этом качестве выявил епископ города Тюи. Многих авторов подделок, авторитетных богословов, он называет по имени.
Изменениям подвергались согласно Жермону и книги Святого Писания. Евангелие от Луки и несколько Посланий апостола Павла изменены Маркионом до неузнаваемости. «Это установили еще Ириней и Тертуллиан», — пишет Жермон. Обладая огромной эрудицией, он всегда ссылается на признанные авторитеты. Греческие послания Климента Римского, Игнатия Антиохийского и Дионисия Коринфского он также объявляет подделками. Жермон опирается также на исследования одного из виднейших профессоров Сорбонны, Жана Б. Котелье (1627—1686), эллиниста, предпринявшего в своем труде о ранних теологических сочинениях II века попытку классификации источников.
О хрониках Готтшалка, Хинкмара и прочих придворных франкских летописцах Жермон написал отдельную книгу. Достаточно, однако, заметить, что в обсуждаемой нами здесь его книге Жермон называет монахов из Корби «образцом неверия и бесстыдства». «Коли грязен источник, не может быть чист истекающий из него ручей»,— пишет он на своей несколько грубоватой латыни. Острота мысли в нем удивительным образом сочеталась с утонченным способом ее выражения, часто несколько затемняющим смысл сказанного. Однако он ни в коем случае не был еретиком: напротив, он все время утверждал, что истина известна церкви, что именно она владеет ситуацией. Более того, он считал, что именно церковь в первую очередь заинтересована в поисках истины.
Поэтому первоначально многие богословы встали на его сторону; еще бы: намерения ученого монаха были более чем похвальны — очистить отягощенную фальсификациями церковную историю к вящей славе истинной веры. Но как только стало очевидно, сколько имен придется «вычищать», пока церковь полностью не «очистится», все высшее духовенство как один поднялось против Жермона и добилось его проклятия. Сегодня его имя упоминается разве что в ироническом смысле, как одного из строптивых «маргиналов» на обочине теологической мысли. Однако вполне обоснованную критику Жермона по силе убеждения и методу подбора аргументов вполне можно сравнить с системой Гардуэна (А. Мюллер, 1996, с. 532). Причина, по которой я цитирую Жермона и JIo- нуа, проста: очень важно, что люди, воспитанные в лоне католицизма и заслужившие признание коллег-богословов, отважились на критику церкви, не утратившую актуальности и сегодня.
«Насколько искажалась в наших глазах историческая картина мира,— пишет Бернхайм (1912, с. 75),— лучше всего представить себе наглядно, взяв старый и всеми уважаемый учебник истории и сравнив его с новым. Вот, например, Генеалогические таблицы Иоганна Хюбнера, вышедшие в 1708 году и с тех пор считавшие - ся самым надежным историческим пособием. Хюбнер приводит длинный ряд предшественников франкского правителя Хлодви- га I: „короли Сикамбрии, короли западных франков, герцоги восточных франков"; все — с точными датами времени правления и генеалогическими древами. Однако из более чем 60 персонажей в реальности не существовало ни одного. Все упомянутые даты скрупулезно проверены современной наукой и признаны частично результатом сознательной фальсификации, частью следствием излишней доверчивости к фольклорным источникам. Такчто сведения о предшественниках Хлодвига I пришлось изымать из всех справочников, учебников и пособий». От себя хочу добавить, что и сам легендарный Хлодвиг вскоре отправится вслед за своими предшественниками.
Католической церкви в высшей степени необходимо фундаментальное очищение: начиная примерно с 1600 года — «таков был общий глас». Но каким образом должно оно происходить — над этими вопросами ломали головы и об этом ожесточенно спорили лучшие богословы того времени. В любом случае, чтобы опять не возникло несогласованности в текстах, все должно свершаться под присмотром и с одобрения Рима.
С середины XV века по Европе со скоростью степного пожара, возникшего в немецком Майнце, распространилось книгопечатание, но монополию на издание религиозных текстов для христиан Ватикан оставил за собой205. Это касалось, в частности, Библии и литургических книг, в том числе и на греческом, сирийском, армянском, грузинском и арабском языках. Издания этих книг строго контролировались; тексты тщательно выверялись. Несмотря на возражения иностранного духовенства, вводились и новшества, призванные послужить унификации догмы.
Устранение противоречий и единство нового канона стало насущной проблемой. Инквизиция больше не была способна выполнять подобные задачи, поэтому создавались специальные комиссии, посвященные исследованию древних рукописей.
Ужаснее всего дело обстояло с легендами о святомучениках. Именно по ним выверяется церковный календарь и ведется расписание церковных служб, поэтому древний бурелом нужно было срочно расчистить. Лишние деревья в джунглях жизнеописаний святых нужно было выкорчевать. Элитное подразделение католической церкви, орден иезуитов, взял на себя выполнение этой сложнейшей из задач. Группа братьев по ордену из Фландрии и вокруг нее столетиями занималась темой мучеников и привела в движение глыбу, которую вряд ли кто-либо надеялся сдвинуть с мертвой точки.
Речь шла о том, чтобы разобраться, наконец, с невообразимым нагромождением недостоверной белиберды, легенд, слухов, сплетен и мифов о святых и мучениках и явить католическому миру единую картину христианского мученичества и унифицированный реестр святых. С этой целью комиссия собирала, упорядочивала и исследовала все достижимые рукописи и составляла по ним совершенно новые жизнеописания святых. Помня о плодах схожей деятельности китайцев и византийцев206, о том, как проходят подобные акции, можно представить себе, как все это выглядело в действительности.
В 1603 году иезуит Хериберт фон Розвейд из Утрехта (1569- 1629) представил первое упорядоченное собрание «житий святых» для годового церковного календаря.
Одним из деятельнейших участников грандиозного мероприятия был барон Генрих Юлий фон Блум, принадлежавший к поколению основателей движения, но имя всему направлению дал задним числом иезуит Иоганн Болланд (1596—1665). Он обрабатывал первое собрание «житий святых» и наметил своего рода программу, которую в течение двухсот лет осуществляло значительное число его братьев по ордену. Сам Болланд уже в 1643 году смог представить первые два тома монументального труда Acta Sanctorum (Деяния Святых). Большинство членов иезуитской комиссии были фламандцами, и последующие тома выходили в Антверпене. Оккупация французскими войсками Фландрии (1794) прервала работу на 53-м томе (соответствующем календарной дате шестого октября); после образования бельгийского государства выпуск «Деяний» продолжился (1837) сначала в Брюсселе, затем — в Тонгерло. К настоящему времени вышли 67 томов, но работа по-прежнему продолжается. Теперь исследование рукописей, обработка материалов и составление жизнеописаний приведено в соответствие с методами современной историографии.
Резюмируя, я хотел бы подчеркнуть два важных для нашего исследования обстоятельства этой грандиозной деятельности: первой по значению целью болландистов было выявление как можно большего числа традиционно используемых или находящихся в обращении текстов, чтобы в дальнейшем, когда указания иезуитской комиссии станут общезначимыми,— не возникало противоречий между старыми и новыми «документами» и не приходилось продолжать борьбу против противоречащих версий207. Что касается второй цели предприятия, важной с позиции наших размышлений в этой книге: возможно, именно болландистам предстояло поставить точку в исследованной нами «Широкомасштабной Операции» сотворения истории.
Повторим наш вывод о том, что до X века к северу от Альп не существовало никакой наднациональной церкви и что таковая церковь стала «историческим фактом» в результате обратной проекции, предпринятой начиная с XII века. Это значит, что задача болландистов состояла в том, чтобы втиснуть всю громаду нелепиц, фантазий и лжи о раннесредневековой церкви в рамки «наукоподобия» и — вместо хаотичных и возникших в разных, разбросанных по всей Европе местах, фальшивок — заложить для церкви прочную документальную основу «на все времена». Насколько нелегким оказалось предприятие, можно судить по бесконечным распрям между исполнителями, о которых неспециалист мало что знает: эти люди не любили выносить сор из избы. Не было и недостатка в конфликтах с внешней по отношению к группе болландистов церковной средой. Только один пример: в 1695 году испанская инквизиция прокляла как еретиков авторов первых четырнадцати томов «Деяний»; приговор не отменялся в течение 20 лет.
Хронологическое обрамление слишком часто оказывалось несостоятельным; еще чаще с течением столетий менялись богословские догмы. Единственными «надежными ориентирами» служили святые. Только они, католики, ревностные поборники христианской веры, были способны самим своим существованием удостоверить якобы двухтысячелетнее историческое существование римской церкви. Я думаю, что, по меньшей мере, половина из них представляет собой чистый вымысел. Однако жития святых инициируют образ замкнутого сообщества, которое непрерывной линией тянется аж к апостольским временам. Они создают неопровержимое в глазах западного человека свидетельство подлинности историографии Старого Света.
Географические рамки «мученичества и святости» широко растянуты; они охватывают все области, которые когда-либо были (или могли быть) сферой католического влияния, либо задним числом объявлялись таковыми, включая Северную Африку, весь Ближний Восток и Персию. После трех столетий совместной целенаправленной «историотворческой» деятельности именно бол- ландистам довелось подвести под историю католической церкви солидно забетонированный фундамент.
В связи с огромной значимостью всего этого комплекса, я хочу привести слова евангелистского теолога Адольфа Харнака из Дерпта208, так оценившего значение апостольских и мученических легенд: «С течением времени на страницах художественных полотнен католических писателей образы их расцвечивались все более яркими и ослепительными красками. Что касается романов, то с IV по XI век они появлялись в удивительном изобилии и завоевали сердца христиан всего мира — от Ирландии до абиссинских гор и от Персии до Испании... Нужно сказать, что целые поколения христиан, целые христианские нации оказались духовно ослеплены этим нестерпимым свято-мученическим сиянием. Теперь глаза их закрыты не только для видения действительной истории, но и для света правды вообще» (1893, с. 26).
Перед очищением, предпринятым по заданию курии сплоченной когортой болландистов, у человечества, возможно, еще оставался мизерный шанс при помощи анализа строжайшим образом отобранного материала вышелушить зернышко истины или, по крайней мере, хоть краем глаза заглянуть за непроницаемую завесу, окутавшую ранние столетия. Болландисты именно так и сформулировали свою задачу. В поте лица трудились иезуиты, преследуя вполне понятную корысть: они защищали свою веру. Нет ни малейшей надежды на то, что они действовали бескорыстно и объективно, независимо от своей веры. Так что элита католического духовенства — орден Иисуса — надежно опечатала историю, по крайней мере, в данном аспекте, сделала корпус корабля истории водонепроницаемым и пришвартовала его в надежной гавани, поставила его на солидный якорь. Так как о средневековье мы располагаем почти исключительно свидетельствами церковников — «только церковники умели писать»,— то вряд ли будет создан когда-либо правдивый портрет того времени209.
Афина была могущественной богиней. Она родилась из головы отца своего Зевса, верховного бога. Афина — порождение не плоти и крови, но блестящей мысли, и потому сама блистательно прекрасна и достойна преклонения.
Такой видятся мне и церковная история первого тысячелетия, и большая часть классической литературы: созданные умными головами, занимательные и впечатляющие, достойные восхищения и эффектные.
Читатель мой, закончив нелегкое для него чтение этой книги и отложив мой скромный труд, останется, возможно, при убеждении, что все эти возвышенные и поучительные книги и Библии, и отцов церкви, и многие языческие, нехристианские труды — суть не достойные внимания фальшивки и обман. Я вынужден оговориться: это не так. Я оспариваю лишь датировки, авторство и, выдаваемое за действительное описание прошлого, содержание — вот это все, конечно, обман. Асами книги ни в чем не виноваты, они даже (по большей части) вполне реально существуют, были на самом деле кем-то когда-то написаны, и мы их с удовольствием читаем.
И когда я доказываю, что многие известные нам имена авторов — это псевдонимы (например, что Розвита — коллективный псевдоним круга друзей дочери Пиркхаймера; что Дионисий Ареопагит находится в русле духовных поисков готики; что евангельские жизнеописания Иисуса лучше всего отнести к рыцарским романам, наряду с циклами о короле Артуре и поисками святого Грааля),— это вовсе не значит, что я собираюсь подвергнуть сомнению художественную или духовную ценность плодов их творчества. Но я хочу, чтобы их творения заняли место в культурном наследии той эпохи, в которую они создавались. Тогда они, наконец, лишатся присущего им привкуса лжи и пропаганды.